31 января исполнилось 85 лет со дня рождения выдающегося актера Владислава Стржельчика, народного артиста СССР, отмеченного многочисленными премиями и государственными наградами. В этот день, по традиции, уже восемь лет в Санкт-Петербургском доме актера проходит церемония вручения артистам премии имени Стржельчика. — Этим продлевается его жизнь на земле, — считает вдова актера, режиссер БДТ имени Г. А. Товстоногова Людмила Шувалова. 45 лет супруги прожили вместе. 10 лет назад замечательный актер умер на руках любимой Люли. Это была страшная болезнь — рак мозга. "Сгорел" за несколько месяцев…
— Наверное, Стржельчик — это "порода" вырождающаяся. Такое впечатление, что он был рожден именно для театра, так его Господь сотворил: живи и работай там.
— По-моему, он ни о чем другом и не мечтал. Еще в детстве занимался в школьном драмкружке. Помню, рассказывал, что когда был маленьким, отец (он был поляком) часто брал его с собой в костел, что в праздники дети, одетые в красивые воздушно-белоснежные наряды, помогая взрослым, разносили по домам пасху и как при этом выковыривали из куличей изюм… Думаю, еще в ту пору зародилась любовь к игре, к представлениям.
Мама Владика обожала театр, музеи. Она работала охранницей в Эрмитаже, а ее приятельница — билетершей в Александринке. Так что ребенок бывал в музеях, театрах. А в 1937 году поступил в студию при БДТ. Набирал ее знаменитый актер Борис Бабочкин, сыгравший в кино Чапаева. Вскоре Владика забрали в армию, а тут и война началась. Он ушел на фронт, попал в артиллерийскую часть, но через год его перевели в ансамбль, который обслуживал воинские части. После войны, в 1945 году, вернулся в театральную студию. Участвовал в постановках — в массовке, в эпизодах, был принят во вспомогательный состав труппы. Первая большая роль — Мэшем в спектакле "Стакан воды". Так началась актерская карьера. "Пошел" большой репертуар: дон Хуан в "Девушке с кувшином", Греков во "Врагах", Рюи Блаз, адмирал Синявин во "Флаге адмирала", Лель в "Снегурочке", Райский в "Обрыве"…
— Когда вы встретились, Стржельчик уже был знаменит?
— Еще как! Девушки за ним табунами бегали! После "Девушки с кувшином", которая гремела на весь город, у него был невероятный успех! Он считался ведущим молодым актером.
— А как вы познакомились?
— Я отдыхала в Сочи, а Стржельчик был там с театром на гастролях. По вечерам я смотрела спектакли, но познакомились мы не в театре, а в Летнем зале, где я была на концерте симфонического оркестра. Администратор представила мне троих молодых артистов из Ленинграда. Один из них — Владислав Стржельчик… Не могу сказать, что это была любовь с первого взгляда, но довольно быстро все завертелось. Он тогда был еще женат, правда, собирался расстаться с женой. Месяц мы были вместе, потом я уехала в Москву. Потом он примчался ко мне. Позже я приехала к нему в Ленинград. А затем опять он ко мне. И мы решили наконец, что нам надо быть вместе. Я переехала в Ленинград — с переводом из Московского театра транспорта в БДТ.
— Вы были женой известного артиста. А почему фамилию его не взяли?
— Именно поэтому и не взяла. Чтобы все говорили: "А кто это там в массовке бегает? Жена Стржельчика?.." В театре у меня, молодой еще актрисы, было очень скромное положение. В труппе было много замечательных имен. И пробиться к главным ролям через Доронину, Ольхину, Макарову, Шарко, Попову было совсем непросто. Я играла или во вторых составах, или небольшие роли. И однажды Товстоногов предложил мне: "Не хотите перейти на режиссерскую работу?" Я стала работать ассистентом Георгия Александровича. Мне это понравилось. Меня часто спрашивают: "Неужели Владислав Игнатьевич не просил для вас какую-нибудь роль у Товстоногова?" Он вообще за всю жизнь палец о палец не ударил, чтобы меня как-то продвинуть, не просил никого за меня. У нас это было не принято. Хочешь работать — делай то, что умеешь, карабкайся сама. Считал, что в театре ничего нельзя делать по блату. Это было его глубокое убеждение. Когда дочь Владислава Игнатьевича поступала в театральный институт, он был очень озадачен тем, что первая жена попросила его помочь. Пересилил себя, позвонил Меркурьеву, набиравшему курс: "Я ни о чем не прошу, просто посмотри внимательно, не больше того…" Меркурьев посмотрел и сказал, что не видит в девочке данных для театра. Все, тема была снята.
— Наверное, нелегко жить со знаменитым артистом?
— Когда любишь, всё легко. Если утром, проснувшись, видишь любимого человека, о какой "тяжести" идет речь? Я прожила с ним такую интересную жизнь!
— Но ведь у актеров эмоции через край, частая смена настроения, нелегкие характеры.
— Да, нелегкие. Но мне с Владиславом Игнатьевичем было легко. С ним поссориться было очень трудно! Если я "заводилась" на какую-то тему, он переводил все в юмор. Помню, как моя мамочка, когда приезжала к нам из Москвы, спрашивала меня: "Скажи, а у Владика когда-нибудь бывает плохое настроение?" — "Наверное, да. Только он его не показывает". Правда, если его что-то сильно раздражало (например, он не выносил неряшливости в работе), мог сорваться, высказать все, что думает, а потом переживал, мучался по ночам: зачем я это сделал, обидел человека? У нас в театре был страшный случай. Один актер вышел на сцену во время спектакля "Амадеус" в состоянии, что называется, "лыка не вяжет"! Довел Владислава Игнатьевича чуть ли не до сумасшествия, он вылетел ко мне за кулисы побелевший (я была дежурным режиссером на спектакле) и буквально проорал: "Ты что, смерти моей хочешь? Закрывай занавес!" После спектакля он заявил: либо я в театре остаюсь, либо он. Актер (замечательный актер, между прочим!) ушел, но после этого недолго прожил, погубил себя. Владислав Игнатьевич очень переживал и считал, что виноват в уходе коллеги…
— Женщины любили Стржельчика, и он обожал их, ко всем обращался "Солнце мое любимое". У него было много поклонниц…
— Да, публика его обожала! До сих пор его поклонницы — еще со времен "Девушки с кувшином", "Рюи Блаза"! — звонят мне, приходят в день рождения Владика в Дом актера, когда мы вручаем актерскую премию. Но были, конечно, и хулиганки. Например, отправляли к нам домой "скорую помощь". Или пожарную машину: якобы мы горим. И заказы из Елисеевского магазина с одной только колбасой на тысячу рублей присылали… Что делать? Это мелочи жизни.
— Рядом с вашим мужем были такие партнерши! Рассказывают, что Стржельчик трепетно относился к Алисе Фрейндлих. Вы не ревновали?
— Не ревновала. Партнерш и надо любить. Говорю это вам как режиссер, потому что знаю: артисту надо чем-то подпитываться. Нельзя все время вариться только в собственном соку: дом, семья, жена, пусть и любимая, каждый день одно и то же! Где же взять фантазию? Роли-то какие! Надо чувствовать, любить, страдать. Артист обязан влюбляться, иначе он будет "мертвым". Я не говорю о бурном романе, но влюбленность, желание чего-то другого — это должно быть.
— Критики ценили Стржельчика?
— По-разному. Не только хвалебные статьи появлялись, бывали и равнодушные оценки. Раньше критика была интереснее, не злобная.
— Муж всегда советовался с вами?
— И со мной, и с другими. Ему было важно мнение друзей. Но, к сожалению, я была слишком строга к нему. И поняла это, только когда его не стало. В молодости ведь мало что понимаешь. Я откровенно говорила, что мне не нравится, а теперь знаю, что актеру нельзя так говорить… Даже если ты видишь, что что-то еще не так, как надо, — похвали, погладь по головке, скажи, что все замечательно. У актеров нельзя вышибать почву из-под ног. Я не могла, конечно, вышибить почву из-под ног Владислава Игнатьевича, но ему было обидно. Не раз он даже говорил мне: "Тебе нравятся все артисты, кроме меня!" Я видела, что он играет хорошо, но мне хотелось, чтобы было еще лучше! И потому я критиковала его, говорила что-то нелицеприятное. А ведь от близких людей всегда хочется слышать только хорошие слова.
Работая над большой ролью, он всегда был собран. Начинал репетиции, как школьник, полностью подчиняясь воле режиссера, до той поры, пока не "вскакивал" в роль. А уж когда он ее ощутит, почувствует, поймет, куда она его ведет, тут он обретал крылья, и начинался полет фантазии! Владислав Игнатьевич часто ходил в театральную библиотеку, советовался с сотрудниками, считался с их мнением. Например, когда репетировал роль Сальери, пришел к библиотекарям и прочитал всю пьесу. "Как он читал! Это был праздник! — говорили мне женщины. — В душе он, конечно, Моцарт, человек нежный, добрый, доброжелательный".
— Вы вместе работали. Вместе и отдыхали?
— Мы никогда не расставались. Владислав Игнатьевич был настолько беспомощный в быту человек, что не любил нигде бывать без меня. Раза три был один в заграничных поездках. Каждый день звонил оттуда. И первое, что говорил, возвратившись домой: "Да чтоб я еще раз без тебя поехал! Ни за что! Пускай меня хоть с ролей снимают…" У меня и писем от него нет, всего одно-то и было — из Германии. Мы и отдыхали всегда вместе. Крайне редко, пару раз за всю жизнь, часть отдыха он отдавал кино. Но и тогда брал меня с собой на съемки.
Владика всё радовало в жизни: и работа, и отдых. Да, он был одержим театром, но находил время и на то, чтобы отдохнуть. Мы очень любили ездить в Крым, в Дома творчества ВТО в Сочи и в Ялту. Иногда отдыхали на своей даче.
— Он еще и преподавал в театральном институте…
— Да, ему нравилось работать с молодежью. Но он понимал степень своей ответственности за детей, которых "приручал", и каждый раз, когда брал курс, видел, что не может отдать им столько времени, сколько нужно. Был театр, были кино, общественная работа, он был депутатом, председателем Ленинградского отделения СТД. В общем, за преподавательскую работу он брался несколько раз в разных институтах, думал, легче будет в Институте культуры или в консерватории, но опять понимал, что надо либо погружаться в это дело целиком, либо не браться за него.
— Всю жизнь Стржельчик работал в БДТ. Но ведь он много снимался в кино. Наверное, его звали в Москву. Неужели не было порывов уехать?
— Разное было в жизни. Это только со стороны кажется, что быть артистом — счастье великое. Актеры — очень зависимые люди: от ситуации, от режиссеров, от отношения к себе, от ролей, которые им дают или не дают. У любого артиста бывают моменты, когда он задумывается: "И чего я здесь жду? Надо уходить в другой театр". Было такое и у Владислава Игнатьевича. Он любил родной город, свой театр. Но порывы уйти пару раз случались. Вдруг в репертуаре нет ролей для него — год, два. И тут у артиста начинаются метания: я здесь не нужен, пойду в другой театр. Был порыв уйти к Акимову, приглашали в Малый театр в Москву. И Завадский звал в Театр Моссовета. Но до совершения этих поступков дело не доходило. В минуты обид актер может совершить глупость, поссориться с режиссером, уйти из театра. К примеру, Стржельчик был в театре героем-любовником. Пришел Товстоногов и стал "ломать" его, пробовать в другом качестве — на характерных, возрастных ролях. Скажем, Владик считал, что в спектакле "Варвары" его роль — Черкун. А Георгий Александрович дал ему Цыганова, и был абсолютно прав. В результате Черкуна замечательно играл Луспекаев, и был потрясающий Цыганов — Стржельчик.
Да, бывали у Владика обиды на Георгия Александровича. Только в семье, дома это обсуждалось. Но разум всегда брал верх над эмоциями. Он понимал, что нельзя уходить от Товстоногова. И я была в этом с ним согласна.
Если говорить о кино, он его любил. Но театр — больше. И если бы перед ним поставили ребром вопрос о выборе: кино или театр, — он выбрал бы театр. От многих ролей в кино отказывался, если работа совпадала. Не позволял себе отвлекаться: когда играл главную роль в театре, тогда не мог сниматься в главной роли. Он погружался в работу полностью, не мог даже помыслить, что можно использовать свою энергию куда-то еще…
— Людмила Павловна, что еще вспоминается вам о муже?
— Владислав Игнатьевич был удивительным человеком. У меня умер папа. У мамы — крошечная пенсия, а мой брат только поступил в институт на первый курс. Жить практически не на что. Валера думал перейти учиться на заочное. Владик сказал: "Ни в коем случае!" Всегда проверял, не забыла ли я послать маме деньги. Потом мама заболела, ее паралич разбил. Мы привозили ее из Москвы на лето к себе на дачу. Поезд приходит. Владик помогает ей выйти из вагона, сажает в инвалидную коляску и везет к машине на глазах изумленной публики. Люди оборачивались, шептались: "Стржельчик!" Его это нисколько не смущало. Точно так же он помогал и чужим людям: квартиры, телефоны, больницы, лекарства!.. Все что-то просят, а он — безотказный. Стржельчик был популярен и пользовался этим ради людей — ездил в горисполком, просил. Вместо того, чтобы отдохнуть перед спектаклем…
Он обожал наш дом. Очень нежно ко мне относился. И с уважением. Для меня это был самый дорогой и самый любимый человек. За свою жизнь я ни от кого не видела столько любви, сколько от Владика…
"КультураПортал", 2006 год